Мужская жертвенность как принцип мироустройства

Из всех факторов, которые составляют мужественность, самым недооцененным является биологический. Мужчина может оплодотворить несколько женщин сразу, но в то же время женщина способна вынашивать одного (максимум два-три) ребенка. Таким образом, один мужчина и десять женщин смогут воспроизвести гораздо большее общество, чем одна женщина и десять мужчин.

Данный природный алгоритм привел к тому, что мужские жертвы несут меньшую значимость, чем женские. А это, в свою очередь, повлекло за собой историческую модель поведения мужчины, определившую то, что мы называем мужественностью, и сформировавшую нынешнюю структуру общества.

Эволюционные предпосылки к жертвенности в сочетании с превосходящей физической силой и природной агрессивностью, обусловленной наличием тестостерона, наделили мужчину обязанностями, изначально предполагающими риск. Будь то охота или военная служба — в любой самой опасной ситуации именно от действий мужчины зависит вопрос выживания общественной группы. Эта тенденция в большей степени является объяснением сложившейся патриархальной иерархии человеческого развития.

Философия мужской экспансии

Человеческий путь развития превратил мужскую жертвенность не просто в результат биологической воли, а в нравственный ориентир. Данный эволюционный принцип послужил толчком для формирования трех основных предпосылок мужской философии: 1) выработки стойкости, 2) признания идеалов выше самой жизни, 3) доблести как конечного источника власти. Эти предпосылки легче всего подтвердить историей Древнего Рима, культурой, в которой классический кодекс чести смешался с принципами стоицизма, возвеличившими философию жертвенности.

Сопротивление страху

Нет более сильного человеческого инстинкта, чем инстинкт самосохранения. Отчего величайшей демонстрацией мужского самообладания является победа над страхом смерти. Даже в наши дни умение рискнуть жизнью считается проявлением неслыханного героизма. И чем большую угрозу для жизни представляет риск, тем большее уважение получает человек, на него решившийся.

Признание чего-либо выше смерти

Хоть нам и свойственно придавать жизни наибольшую ценность, во все времена неизменными остаются вещи, которые намного важнее: семья, честь, свобода. Римский философ Сенека в одном из своих произведений описывал молодого спартанца, который предпочел отдать свою жизнь, лишь бы не стать рабом.

Сейчас мы живем в относительно мирное время, а понятие свободы трансформировалось в нечто более многозначительное, чем раньше. И напротив: мир предлагает такое большое количество благ, что ценность жизни как источника удовольствий возросла многократно. Оттого легкое принятие смерти кажется современному человеку несколько чуждым и непонятным.

А ведь раньше у некоторых воинственных народов худшим, что могло произойти с мужчиной, считалась смерть, наступившая вне поля боя. Смерть на войне вообще нередко служила идеологическим инструментом военной стратегии. «С ним или на нем», — гласила надпись на щите спартанского воина, которая исключала вероятность возвращения солдата домой в случае проигранного сражения. Для викинга единственным условием попадания в рай являлась смерть в бою. В армии Чингисхана казнили тех, кто поддавался страху и бежал с поля битвы. К тому же смерть воина — это не только жертва во имя идеи или Родины. Готовность солдата рискнуть жизнью нередко укрепляла воинский дух и вдохновляла на мужество его соратников.

Подлинный источник силы

Римляне считали слабостью, если человек слишком цеплялся за собственную жизнь. Это заставляло его избегать опасности и лишало возможности получения дополнительных благ. К тому же под угрозой жизни такие люди способны отдать все свое имущество и то, что им дорого. В контексте сражения страх смерти означал желание солдата остаться в живых, из-за чего он не мог драться яростно, был готов легко сдаться в плен либо бежать. Как считали древнеримские мыслители, человек, не боявшийся умереть, как бы это парадоксально ни звучало, имел больше шансов выжить. Здесь речь идет о значимости жизни, заключенной не в ее продолжительности, а в качестве и обилии возможных благ. Смелый человек берет то, что хочет, невзирая на жизнеугрожающие обстоятельства.

Не все так однозначно

В ответ на вышеизложенные сентенции многие из наших современников возразили бы, обозначив похожие идеи как попытку оправдать милитаристскую политику, превращающую людей в «пушечное мясо». Данную мысль можно принять, если взять в расчет исторический факт, свидетельствующий о том, что война давно перестала быть способом защиты своего дома и семьи, а превратилась в инструмент территориальной экспансии. Сейчас трудно дать объективный ответ, насколько не напрасны, допустим, жертвы войны в Сирии. Спекуляция на фундаментальных принципах морали позволила политикам вести идеологическую борьбу за рамками той же самой морали.

К тому же мировая культура доказала уникальность каждой человеческой жизни, а ее лишение признала неоправданным расточительством, особенно во имя «общих» интересов, которые по большому счету применимы лишь к определенной группе лиц. Развитие рынка и научный прогресс послужили плодотворной почвой для прорастания индивидуализма как основного принципа существования. Сегодня человек видит смысл жизни в наполнении ее новыми знаниями и достижениями. Ее ценность не кажется ему сомнительной, ведь в ней заключен смысл продолжения рода. Трудно согласиться, что смерть — это добродетель, если у тебя есть дети и с твоим уходом из жизни они лишатся кормильца и покровителя.

artofmanliness.com