Гордости в нашем мире хоть отбавляй, но везде она какая-то фальшивая или наигранная, часто мимолётная. Сегодня мы гордимся чем-то, размахивая флагами, выкрикивая лозунги, но уже завтра испытываем за это стыд, опуская глаза в раскаянии. Примеры такой локальной гордости, а временами и величия есть почти в каждой стране мира. Русские гордятся своим «особым путём», американцы своей привилегией на сверхпотребление. Относительно недавно немцы гордились выдуманным расовым превосходством, но сейчас предпочитают об этом не вспоминать. В общем-то и правильно, ведь подобные идеи и поводы встречаются повсеместно, в них нет ничего уникального, а потому и заканчивается всё предсказуемо.
Есть мы — те, которые лучше вас, и этим гордимся, и в этом наше величие.
То есть гордость и вытекающее из него чувство принадлежности к чему-то великому, строятся на противопоставлении и для большинства людей этого вполне достаточно. При этом до сих пор ни в одной стране не было выстроено такого общества, которое бы вызывало чувство гордости у всего человечества. Не существует прецедента, который мог бы стать аргументом в споре философов будущего, чтобы кто-то из них заявил: «Но ведь человечество создало это прекрасное общество, вот наш ориентир!»
Все империи и великие державы строились на одном и том же фундаменте: сила и богатство. Как только иссякал запас чего-то одного, тут же заканчивался и другой ресурс. После этого государство вместе с выстроенной системой взаимоотношений распадалось, и быстро выяснялось, что бывшие подданные проклинают рухнувшего «Колосса». Ничто и никогда их не устраивало в полной мере, а чем дальше от метрополии — тем выше градус ненависти или отрезвления, если угодно. На этом месте и возникают два вопроса: можно ли изменить фундамент, и почему этого никто не делает?
Те, кто могут — не хотят, а те, кто хотят — не могут
Несколько десятилетий назад в мире существовали два конкурирующих общественных строя. Они были заинтересованы в прогрессе и самосовершенствовании, в том числе за счёт улучшения качества людей. Эти качества несколько отличались, в зависимости от выбранных ориентиров, однако материальный, интеллектуальный и нравственный прогресс ощущались каждым следующим поколением.
Вот, первые автомобили сошли с конвейеров Форда, а всего через 20-30 лет они есть в каждой третьей семье. В недалёком, по историческим меркам, прошлом в стране процветало рабство, причём по расовому признаку, и уж совсем недавно существовали отдельные места для чернокожих в общественном транспорте. Но вот, чернокожие актёры на больших экранах и такого же цвета политики завоёвывают сердца сограждан.
В Союзе происходили не менее, а пожалуй и более масштабные сдвиги. В начале века около 75% населения были безграмотными, но уже через 30-40 лет школа есть в каждой деревне, в любом ауле. Нормированный рабочий день, гарантированная пенсия, больничный и отпуск для всех рабочих: «Что скажите?», — будто вопрошают члены ЦК. «Можем повторить!» — отвечают конгрессмены из-за океана и повторяют, потому что конкуренция идей и концепций, потому что иначе им не выжить, не усидеть в своих уютных кабинетах.
Сегодня никакой идейной конкуренции не существует, одна система одержала верх, а от второй осталось несколько осколков, которые заняты выживанием. Таким образом, у победивших нет причин для дальнейшего развития или улучшения качества общества, пора и о себе подумать, время наслаждаться своим положением и богатеть, безмерно.У проигравших, но кое-как выживших нет сил на возобновление конкурентной борьбы, тут бы с голоду не помереть, да несколько тонн освободительных бомб не поймать. Впрочем, здесь не стоит искать злодеев и несчастных жертв: развернись история иначе, победи другая система, едва ли она бы относилась к выжившему конкуренту более гуманно.
Картину можно экстраполировать на более локальный уровень в рамках конкретной страны. Там есть победивший класс политиков-карьеристов, которые существуют в понятной им системе. Этим людям не нужны никакие изменения, тем более радикального характера. Для тех немногих, которые воспринимают политику в качестве возможности реализовать своё призвание, донести идеи, рвущиеся от сердца и души, приготовлен штамп революционера или вообще экстремиста.
Нельзя верить рассказам таксиста и политика: обычно они говорят об одном и том же, цели тоже схожие — оба находятся на своём месте только из-за денег. Не в обиду таксистам, но иной раз даже мысль появляется: а ведь если этих ребят поменять местами, ничего же не изменится.
Культ потребления: во что мы превратились и куда идём
Глобальный процесс, требующий общих усилий
Под «общими усилиями» имеется в виду не избитое «начни с себя», а скоординированные действия людей, наделённых властью. Только они способны что-то начать, и уже потом у рядового гражданина можно спросить: «А что сделал лично он». Рыба гниёт с головы, но ровно так же, именно с головы, спускаются все инициативы, подаётся пример для подражания и направление движения. Наверное, только слепой не заметит культурной разницы между советскими и российскими людьми. Ни одна современная комедия отечественного производства никогда бы не попала в эфир советского телевидения, её бы не крутили в кинотеатрах. Любой современный стендапер был бы освистан и с позором согнан со сцены. Дело тут, конечно же, в цензуре, но не в идеологической, а именно культурной.
Впрочем, сейчас речь идёт не о том, кто лучше, умнее, добрее, но о самом факте, из которого вытекает логичный вопрос: «Откуда такая разница, почему то, что было позорно и недопустимо, теперь смешно и востребовано, неужели всё дело в воспитании?»
Бытие определяет сознание, то есть культурная среда, в которой рождается и взрослеет человек, становится для него естественной. Домашнее воспитание может вносить некоторые корректировки, однако невозможно существовать в полной изоляции от внешнего мира. Это значит, что существующие тренды и социальные установки всё равно окажут решающее влияние на отдельного индивида и на общество в целом.Так, а кто же задаёт тренды, кто формирует культурные нормы? Очевидно, государственные институты, в том числе система образования и масс-медиа. Государство всегда получает такое общество, которое ему требуется в данный исторический момент. Можно культивировать науку, выращивая созидателей, а можно наоборот, культивировать потребление, получая на выходе инфантилизм и социальное расслоение.
Термин «государственный аппарат» звучит абстрактно, будто это нечто далёкое, почти мистическое. Тем не менее за этой абстракцией скрываются вполне конкретные люди. Это они занимаются формированием общества и могут вылепить из своих граждан что угодно.
Людей вполне можно заставить поверить в свою избранность, как в уже упомянутой Германии 30-х, либо наоборот, убедить в неполноценности, назвав страну «Невольничьим Берегом», как это сделали Нидерланды во время колонизации Африки. Это со стороны может казаться чем-то незначительным, но представь, что ты родился на территории, которая называется «Невольничий Берег», где вся экономика завязана на работорговле. Скорее всего, это сильно скажется на твоём мировосприятии, ещё немного дожать, и сам смиренно примешь роль человека-товара, для того лишь и появившегося на свет.
Движения в эту сторону не наблюдается ни в одной стране, значит, должна быть причина. Такая причина есть и она банальна, более того, даже не скрывается от общества, озвучивается в прямых эфирах высшими чинами. Представь, что все люди стали не только образованными, но и осознали свою индивидуальность, обрели сознательность с ответственностью. Как управлять таким обществом? Ведь оно не воспримет популистских речей, непременно припомнит невыполненные обещания.
Такое общество отторгнет большую часть управленческих механизмов, потому что обретёт способность к саморегулированию. Проще говоря, умное и сознательное человечество не нуждается в государстве, а это, как ни странно, опасно для государства, оно не хочет исчезнуть.
Рабство не отменили — оно просто стало всеобщим
Эволюция гуманизма и лишние люди
Существуют и другие, не менее глобальные проблемы на пути создания идеального общества добрых интеллектуалов. Прежде всего, в мире уже слишком много лишних людей, которые не примут предлагаемых качественных изменений. В таком обществе для них не найдётся места, либо это место не будет соответствовать их ожиданиям, что вызовет очередной конфликт интересов. При этом стоит иметь в виду, что люди, не вписавшиеся в условное общество «добра и ума», очевидно не добры и не умны, но вполне дееспособны и решительны. Что с ними делать: загнать в концентрационные лагеря или сразу ликвидировать? От обоих вариантов исходит не очень-то много добра, а отличия от существующего порядка становятся не так очевидны. Снова получаем две большие конкурирующие группы, где одна, хорошая и правильная, выступает против плохой и неправильной. Причём всё под теми же лозунгами о лучшем мире, о светлом будущем.
Можно переформатировать общество на глобальном, планетарном уровне, но это потребует слаженных усилий всех ведущих государств мира, каждое из которых, вообще-то, является противником подобных перемен. То есть государственные аппараты великих держав должны не только объединить усилия, действуя сообща на протяжении 2-3 поколений, но и принять перспективу ослабления своего влияния, а в последствии и практически полного исчезновения.Подать пример, выстроив новое общество в отдельно взятой стране, тоже едва ли возможно. Проходили уже, и не только мы, всякий раз эксперимент проваливался. Каким бы добрым и умным ни было общество, и насколько бы успешной не казалась страна, вскоре она столкнётся с закономерным вопросом: «Ты чё, самый умный что ли?» Только теперь подобные вопросы станут звучать не в подворотне, а на международной трибуне. Обычно воспитанный интеллигент не находит достойного ответа в такой ситуации, лишь бормоча что-то невнятное.
Добро должно быть в камуфляже
С винтовкой, мордой в чёрной саже,
С мешком гранат и топором.
Оно придёт, стуча кевларом,
Дыша табачным перегаром —
Ты не шути с таким добром.
Оно, злодея сон тревожа,
В асфальт его лицом положит,
По почкам сапогом наддаст,
Приклад в затылок всадит грубо
И надругается над трупом,
Косясь при этом и на нас.
(с) Анонимус
Эти строки являются современной интерпретацией фразы «добро должно быть с кулаками», несколько развивая сюжет дополнительными деталями. Увы, но другое добро просто не выживет, а такое не является добром в идеалистическом понимании слова.
Так каков вердикт, неужели ничего и никогда не изменится? Кто-то из наиболее радикальных добряков может предложить отформатировать мир, начав всё по новой, но уже не совершая ошибок прошлого. Однако мы же знаем, кто выживет в процессе такой перестройки. Вершину пищевой цепочки снова займут самые богатые, люди, владеющие редкими или востребованными ресурсами. Это может быть что угодно, от еды или энергетических запасов, до архивов знаний. Вскоре всё вернётся на круги своя, где большая часть населения окажется в полной зависимости от небольшой элитарной группы. Будь эта группа насколько угодно добра и умна, уже через пару поколений начнётся вырождение, коррупция, разврат и злоупотребление. Такова человеческая природа.
Эволюция идей гуманизма только начала свой путь и находится в зачаточном состоянии. Всего 150-200 лет назад рабство было общечеловеческой нормой и встречалось повсеместно. Женщины стали полноправными членами общества немногим более 100 лет назад, примерно тогда же у детей появилось детство. Сегодня любое государство официально порицает идеи расовой дискриминации, но они всё так же сильны на бытовом уровне. Региональные державы, как и прежде, решают сложные вопросы с соседями силовыми методами, потому что могут. При этом большая часть граждан такой страны-агрессора, как правило, позитивно воспринимают сам факт агрессии, это вызывает гордость, так добывается величие.
Должен пройти длительный эволюционный процесс, подобный тому, что сделал из обезьяны человека разумного. Только теперь из человека разумного должен получиться человек сознательный, а потом, возможно, и человек идеальный.
Трансгуманизм: как мы изменимся, когда сольемся с ИИ и технологиями